В декабре 2019 года «ФАКТЫ» рассказывали о шокирующих результатах проверки Стародобровольського психоневрологического интерната (Днепропетровская область), где пациентов избивали и заставляли заниматься сексом. А недавно в редакцию пришло письмо от подопечных Радомышльского психоневрологического интерната Житомирской области. В нем женщины писали об ужасах, царящих в их учреждении. «Мыться нас заставляют не теплой, а холодной водой. Еда никудышная, в компоте черви, сотрудники интерната массово крадут продукты. Посуда немытая, постель на кроватях грязная. Санитарки избивают нас швабрами. Мы жаловались властям в Житомир. Но оттуда, прежде чем прислать проверку, предупреждали директрису, и она тщательно готовилась. Застилала кровати новым бельем, готовила вкусную еду. А потом тех, кто жаловался, стригли наголо и водили по интернату, чтобы другим неповадно было. Пожалуйста, приезжайте, посмотрите, в каких условиях мы живем. Помогите нам!»

Понимая, что журналиста в интернат, скорее всего, не пустят, мы обратились в единственную государственную структуру, способную зайти туда на законном основании и без предупреждения, — офис Уполномоченного по правам человека при президенте Украины. Нужно отдать должное их оперативности: за два дня была собрана группа, включающая представителя омбудсмена в местах несвободы Александра Гатиятуллина, ведущих специалистов этой организации, медика и общественного деятеля, так называемого монитора. В понедельник в семь утра мы вместе выехали в Радомышль.

Читайте также: Просроченные лекарства и отсутствие доступа к воде: стало известно о жутких условиях в украинской психбольнице

Днем женщин держат в помещении, где всем даже негде присесть, не позволяют находиться в своих комнатах и гулять на улице

Снаружи психоневрологический интернат выглядит образцово: ухоженная территория, чисто выметенные дорожки, уютные беседки. Наперерез нам ринулся охранник, заявивший, что это заведение закрытого типа и посторонним вход воспрещен по закону. Правда, по какому именно, сказать затруднился. А с противоположной стороны уже бежало начальство — директор интерната Светлана Охотенко и ее заместитель. Они пытались убедить нас начать проверку с административного корпуса. Но мы отказались. Трое членов группы отправились проверять документы, а трое, в том числе и корреспондент «ФАКТОВ», — в жилой корпус. То, что мы там увидели, действительно ужасало.

Помещение было закрыто на замок. Увидев нас, испуганная медсестра открыла дверь. Внутри был страшный переполох: персонал пытался быстро привести в порядок комнаты, санитарки кричали на подопечных. «Бегом одевайся! Я кому сказала?» — слышалось из комнаты справа. Мы заглянули и обомлели: в небольшом помещении, где из мебели были только несколько лавок, находились десятки женщин. Одни сидели, другие стояли, те, кому на лавках не хватило места, пристроились на корточках возле батареи или прямо на бетонном полу. Две женщины оказались абсолютно голыми! Объяснить этот факт медсестры не смогли. Как и ответить на вопрос, почему подопечных принудительно держат в этом жутком помещении вместо того, чтобы позволить им находиться в их комнатах или гулять на улице.

— У нас тут мастерская-изолятор, — рассказывает мне подбежавшая Люда (фамилий подопечных мы не называем из этических соображений). — Чтобы мы тут что-то мастерили, читали или писали. Только вот мастерить нам нечего, ручек и бумажек нет, книжек тоже. Так и сидим тут целый день, ходим от стены к стене.

— А я вот припасла, — гордо вынимает из кармана вчетверо сложенный обрывок старой газеты Лена. — Читаю это каждый день. Скучно же… Из комнат нас выгоняют, заставляют сидеть тут до вечера. Если не слушаемся — санитарки бьют. Смотрите, у меня шрам, — показывает запястье.

— А у меня синяк, — оголяет предплечье пожилая женщина Ольга. — Не знаю даже, за что санитарки били. Может, настроение плохое?.. А медсестры бывают и хорошие.
В так называемой мастерской у подопечных нет не только материалов для поделок, но даже книг и журналов. И целый день они вынуждены сидеть или ходить из угла в угол

Мы разделились и пошли по комнатам общаться с подопечными интерната наедине. Правда, сделать это порой было непросто: в комнату постоянно норовили заглянуть или сотрудники заведения, или так называемые блатные: в интернате очень четкая иерархия. Есть несколько подопечных, приближенных к начальству. Среди них, например, бойкая женщина средних лет Люба: все про всех знает, всюду заходит, никого не боится. И живет не в пример роскошнее других: у нее единственной здесь вместо казенной кровати стоит мягкий диван, на стенах — термометр, часы, радиоприемник, у стены — платяной шкаф с зеркалом. Все женщины в этой палате находятся в привилегированном положении, у каждой в руках мобильный телефон, на столе — чай и сладости, возле подушек — мягкие игрушки, на подоконнике — цветы. Объясняют все просто: дескать, потому что они умные, а другие подопечные — нет.

— Мы как в раю тут, — говорит Любовь. — Вы у себя в Киеве так не живете.
Люба и ее соседки по палате находятся в привилегированном положении

В другом крыле первого этажа комнаты напоминают чуланы: крохотные, с отвалившейся побелкой. Кроме кровати, нет ничего, даже тумбочки. Дверь снаружи запирается на ключ.

— Это потому, что я недееспособная, — тихо объясняет нам живущая в такой каморке Алла. — Я здесь уже шесть лет. Сейчас, когда вы приехали, они прибежали мне постель менять, хитрые. У меня постель не такая была, а старенькая совсем. А если проверок нет, помощи не дождешься. В туалет не могу сама ходить, у меня опущение женских органов после того, как меня в Житомире изнасиловали. Боли страшные, а доктора не дозовешься.


— Смотрите, у меня чистенько, — Людмила из соседней палаты приглашает нас к себе. — Заходите, только на кровать не садитесь. Днем на постель садиться запрещено. Только на стульчик. После завтрака все должны идти в мастерскую и там сидеть, телевизор смотреть. Или на улице бумажки собирать. Трудотерапия у нас такая…

— Три четверти зарплаты забирает интернат, а нам остается только 25 процентов, — добавляет ее соседка, тихая седоволосая женщина. — На эти триста гривен мы можем пойти в соседний магазин и что-то купить — шампунь или зубную пасту. А если продукты, то только те, которые сразу нужно есть. Держать еду в комнатах запрещено. Нужно, чтобы здесь было чисто.

А вот соблюдать личную чистоту жительницам интерната совсем непросто. Есть несколько банных дней, но умыться утром или принять душ вечером — большая проблема. На дверях душевой табличка с режимом: утро — 7:00—7:40, вечер 21:00—21:40. Одна душевая в среднем на 18—20 человек. Как за сорок минут такое количество людей может принять душ, администрация не объясняет. Директор Светлана Охотенко, видя наше недоумение, приняла позицию «моя хата с краю»: «Не знаю, кто такое придумал и эту табличку повесил. Будем разбираться».

Еще хуже ситуация с туалетами: зачастую они просто закрыты. И женщины вынуждены даже зимой бежать на улицу или использовать ведро.

«Я вам ничего не буду рассказывать. Узнают, что жалуюсь, — мне капут»

— Здесь хорошо живется только «блатным», — шепотом говорит нам пожилая женщина, отказавшаяся называть свое имя. — Они имеют доступ к продуктам. Видела сегодня, как наш «генеральный директор» Люба — вы ее уже видели — выбрасывала через окно сосиски собакам. «Блатные» едят от пуза, что хотят и когда хотят. Остальные — нет. Непокорных медперсонал наказывает: прибегают сразу несколько человек, скручивают тебя, насильно раздевают, садятся сверху и колют аминазин (синтетический нейролептик, применяющийся при хронических параноидных и галлюцинаторных состояниях, при психомоторном возбуждении у больных шизофренией. — Авт.). Замки поснимали, изоляторы убрали, а нарушение прав осталось. Для меня поначалу дико было: как можно закрывать туалеты и заставлять нас среди ночи идти на улицу по нужде? Сейчас уже привыкла… Но знаете что? Я вам ничего не буду рассказывать. Узнают, что я жалуюсь, — мне капут.
В интернате есть прекрасно оборудованная комната для дневного пребывания пациентов, но она по замком — чтобы больные не испортили обстановку

— Тут кормят хорошо, — заявляет нам высокая полная Лена. — Я вот поправилась на семь килограммов. Утром — овсянка и булочка с маслом. Днем — гороховый суп. На полдник — какао, а вечером — уха. Что еще надо?

— Да это же едой нельзя назвать, просто помои! — не соглашается 80-летняя старушка. — Холодный безвкусный суп, не соленый, недоваренный. Они все продукты домой забирают — мешки с сахаром, крупы. А у нас потом суп пустой, даже без картошки… Разве так можно? Ни еды нормальной, ни лекарств, если нужно. Что за интернат такой?


Медицина в Радомышльском интернате — отдельный и очень грустный разговор. Из историй болезни нельзя понять ничего. У одной женщины — огромный полостной шрам через весь живот, и непонятно, она поступила с этим рубцом или ее кто-то пырнул в живот уже здесь, в интернате. У другой в 2017 году был перелом ноги, наложили гипс, и все. Срослась ли кость, сняли ли гипс или бедняга до сих пор ходит в лангете — в истории не сказано. На 210 подопечных тут один врач-терапевт. Говорит, что осматривает лежачих больных ежедневно, а остальных — по жалобам. Однако о том, что на верхнем этаже есть немая лежачая больная с таким пролежнем, что тело сгнило почти до кости, врач не знает.

Член нашей группы, главный специалист отдела мониторинга медицинского обеспечения Оксана Ковтун заставила терапевта провести осмотр больной в ее присутствии. «Да-а, — протянула та, глядя на пролежень. — Видимо, тут уже нужен хирург». Лекарств, даже самых необходимых, в интернате тоже нет.

— Таблетки покупаем сами, — говорит Любовь, проживающая в Радомышльском интернате уже более 30 лет. — Зато нам поставили удобные кровати с твердым полотном, а то я на старой сетке со своим остеохондрозом и ревматизмом вообще не могла спать. У нас здесь сейчас хорошо. Четыре часа в день отрабатываем, как положено по закону про трудотерапию (ничего подобного по закону не положено! — Авт.), а потом можем отдохнуть. Летом нас иногда берут на экскурсии в музеи, на пикник или на речку. Красота! Но есть категория людей, которые сидят в изоляторе, — буйные. Они на работу не ходят, им колют уколы, иначе от них и санитарам может достаться.

«Немую женщину с глубоким обширным пролежнем врач осматривала месяц назад! Все это время человек жестоко страдал»

Как такового изолятора в Радомышльском интернате сейчас нет. Три года назад, когда представители омбудсмена приезжали сюда впервые, они действительно видели огороженную клетку на улице, с кроватями без матрасов и ведром вместо туалета. Сюда загоняли непокорных, заставляли сидеть на острой ржавой сетке и оправляться у всех на виду. Однако после приказа Минздрава о том, что физическое ограничение для психически больных людей возможно только в условиях стационара, клетку-изолятор со двора убрали. Но свободы подопечным это не добавило.


В интернате есть актовый зал. Украшенный, с навязчивой дискотечной музыкой. Одна из подопечных танцует, остальные сидят рядочком, уткнувшись в православные журналы 2003 года выпуска. Журналы в совершенно новом состоянии — видно, что их выдали только сейчас, чтобы создать видимость культурного отдыха.

— Это правда, — подтвердила мою догадку Надежда. — Нам журналы дали пять минут назад. А раньше читать было совсем нечего. Иногда давали флайеры или рекламные буклетики. И за то спасибо, а то ведь скучно. Я читать очень люблю.

В соседнем зале работает телевизор. Три десятка человек сидят на скамейках вплотную. Старушки в белых платочках с совершенно опустевшим, безнадежным взглядом, люди в инвалидных колясках, растрепанные и сонные молодые женщины. Никто из них, за исключением двух-трех человек, телевизор не смотрит. Совершенно очевидно, что в это душное помещение их загоняют против воли, просто потому, что в собственных комнатах днем им находиться нельзя.

Единственное место, где подопечным интерната действительно хорошо и весело, — это кружок «умелые ручки». Тут режут ткань на лоскуты и плетут коврики, раскрашивают альбомы, рисуют, клеют картины из пайеток, вяжут носки и нанизывают бусы. Здесь на лицах видны улыбки, слышен смех и веселая болтовня подопечных.


Мы наведались в кухню: железные миски с гороховой кашей и котлетой, кружки с компотом. Многие женщины кашу не доели, кривятся.

— Значит, сыты, — комментирует это работница столовой. — Были бы голодные, все бы съели.

— Я работаю в учреждении два с половиной года, — говорит директор интерната Светлана Охотенко. — До этого работала майором милиции. Если бы я действительно делала что-то противозаконное, меня бы сняли с должности.

— Почему люди сидят целый день в пустой комнате на голом бетоне, если у вас есть прекрасно оборудованная комната для дневного пребывания, с мягкой мебелью, телевизором и столиками? — спрашивают директора члены мониторинговой группы.

— Если их туда пустить, комнаты для дневного отдыха у нас не будет. Они все ковры на ленточки распустят, мебель попортят. Такой контингент.

— Зачем вы запираете от женщин ванные и туалеты?

— Ну, это же не всегда. Только если, например, нет воды. Тогда просим женщин идти в туалет на улицу.

— У вас совершенно неравные права среди подопечных. Одни в каморке без тумбочек, другие, как Люба, — с радио, часами и мягким диваном.

— Да то просто лишний диван у нас был. Хорошо, я записала себе — убрать у Любы диван…

— Да не в диване дело, а в системе! Есть сильные, которые обижают слабых. А администрация это поощряет, потому что с помощью таких, как ваш «генеральный директор» Люба, легче контролировать тех, которыми она помыкает. А непокорных ваши санитарки бьют швабрами.

— Поверьте, я знаю о проблеме и борюсь с этим. Но у нас персонал работает за копейки, чуть ли не каждую неделю кто-то увольняется. А как мне справиться? У нас же есть не только люди с психическими отклонениями. Есть и старики, которых дети сюда привозят просто потому, что они им надоели. Платить 7 тысяч гривен в месяц за гериатрический пансионат им дорого, а у нас все бесплатно. Завезли к нам женщину — интеллигентную, с двумя высшими образованиями, адекватную. Просто у нее начинался старческий склероз, и дочка от этого устала. Так эта бабушка посмотрела, кто ее окружает, на третий день слегла с горя, перестала принимать пищу, а на девятый умерла… Мы делаем, что можем. Но, если что не так, всегда получается виноват персонал.


— Визит в этот интернат у нас был повторный, — объяснил «ФАКТАМ» представитель Уполномоченного по правам человека в местах несвободы Александр Гатиятуллин. — За минувшие три года руководство часть наших рекомендаций выполнило. Они перестали сбежавших жителей закрывать в изоляторе. Всех, в том числе и лежачих больных, теперь обеспечивают питьевой водой. Однако и сегодня мы зафиксировали грубейшие нарушения. Так, немую женщину с глубоким обширным пролежнем врач осматривала месяц назад! Все это время человек жестоко страдал. Шокировало и отсутствие жизненно необходимых медпрепаратов для психоневрологического интерната: нейролептиков, противосудорожных, седативных лекарств. Мы уведомим о результатах нашего визита соответствующие структуры и проконтролируем, чтобы нарушения прав людей в этом интернате прекратились в кратчайшие сроки.

Ранее «ФАКТЫ» сообщали о том, что на Киевщине директор интерната присваивал пенсии психбольных пациентов, в Мелитополе Запорожской области руководитель дома-интерната продавал воспитанников в трудовое рабство, а в Житомирской области администрация приюта заставляла детей с ограниченными возможностями бесплатно работать на себя. Сообщает fakty.ua