Фронтовой водитель 43-летний Николай Герасименко, можно сказать, чудом «выскочил» из Иловайского котла, а вот из Дебальцевского не смог. Пять лет назад, 9 февраля 2015-го, он попал в плен к боевикам «ДНР», где провел почти три года. После возвращения в родной регион побратимы вручили ему крест «Дебальцево — Иловайск» — за мужество, проявленное в плену. А в 2019 году, накануне Дня независимости Украины, Николай Герасименко стал одним из 50 украинских воинов, получивших награду народного уважения «Стальной крест непобежденных».

— Когда я вернулся, то подумал: «Если Бог оставил меня в живых, значит, я еще не все в этой жизни сделал». И мы с женой решили снова развести пчел и воплотить в жизнь свою давнюю мечту о доченьке. 15 июня 2019 года у нас с Наташей родился четвертый ребенок. Сынок! — смеется Николай.

Читайте также: «Мечтающих о русском мире почти не встречал»: освобожденный из плена военный рассказал о настроениях в Донецке

«Бабушки в городе, который на следующий день был оккупирован, просили: «Хлопцы, не бросайте нас!»

— Николай, чем вы занимались в мирное время и как попали на войну?

— Я житель села Радушное, что под Кривым Рогом. До войны работал в колонии старшим инспектором отдела по воспитательной работе, дослужился до майора. Затем уволился по выслуге лет и «таксовал», а также занимался пчеловодством. Когда в нашу страну пришли оккупанты, в моей семье уже росли трое сыновей — старшему тогда было четырнадцать, младшим — десять лет и три года. Я понимал, что супруга не будет в восторге от моего решения пойти на войну. Поэтому, когда я в начале июня 2014 года пришел в Ингулецкий военкомат, попросил военкома заехать за мной домой, чтобы выглядело так, будто меня призвали. Военком заехал спустя три дня. Я убеждал жену, что вернусь через пару месяцев. Многие тогда так думали…
Николай Герасименко с сыновьями

На фронте служил в территориальном батальоне «Кривбасс». 20 июня наш батальон уже был на Донетчине, в районе ныне оккупированного Докучаевска. Затем нас перебросили под райцентр Старобешево. Мы прикрывали границу с Россией — ставили блокпосты в Тельмановском и Старобешевском районах, под Докучаевском, Иловайском, Кутейниково.

Я был водителем начальника штаба батальона, водил «таблетку» — военную скорую. Возил на ней и начальство, и продукты, и «200-х». Но главной моей задачей была эвакуация раненых.

Уже в конце июня в тех краях шли горячие бои, раненых было много. Я возил их под обстрелами в ПГТ Старобешево, где в районной больнице развернули военный госпиталь. Однажды мне в машину погрузили сразу восемь «300-х».

Наши войска вокруг Иловайска, который мы держали в окружении три недели, оказались внутри российского кольца. Мы видели, что у врага явный перевес в численности и технике. К тому времени ряд городов и районов Донетчины и Луганщины, в том числе областные центры Луганск и Донецк, были оккупированы.

А накануне Дня независимости Украины прямо с территории РФ сразу по нескольким приграничным районам Донбасса ударили «Градами» и «Ураганами». Досталось и Старобешевскому району. В субботу, 23 августа, три ракеты «Ураган» с отстреливающимися кассетами прилетели на территорию рынка в центре Старобешево. В итоге 14 человек погибли, 45 были ранены. Главврач Старобешевской больницы пришел к нам в отчаянии. Он не сомневался, что если поселок оккупируют, то его расстреляют в числе первых: «Что делать? У меня тут дети, женщины, дайте мне пистолет!»

— Доктор Чебышев и несколько его коллег-единомышленников успели эвакуировать раненых и уехали на мирную землю, где продолжают спасать людей. А как вы выбрались из Иловайского котла?

— Наш лагерь располагался на ферме на окраине города Комсомольское (ныне — Кальмиусское. — Авт.). Мы хорошо окопались, местные патриоты помогали нам строить укрытия: подвозили песок, подгоняли тракторы. А уже на следующий день враг стал бить по нам прицельно со всех сторон. Мы передислоцировались, но это не спасло наш автопарк. У нас в тот день было девять раненых. Я отвез их в поселок Розовка, расположенный на границе Донецкой и Запорожской областей, где в срочном порядке развернули полевой госпиталь, так как в Старобешеве он уже был «закрыт».

Когда возвращался обратно, остановился у магазина в центре Комсомольского, который на следующий день был оккупирован. На лавочке у магазина увидел двух бабушек. «Хлопцы, не бросайте нас!» — обратились они ко мне. Но удержаться в Старобешевском районе мы не смогли…

— Вы понимали, что находитесь в окружении?

— Да, 24 августа я вывозил раненых из-под Иловайска и заметил, что враг разворачивает в посадках свои диверсионные лагеря. Наши разведчики брали в плен псковских десантников, плохо знавших местность.

Накануне вечером колонна нашей бригады увезла продовольствие и боеприпасы для артиллерии в сторону Иловайска — ребятам на передовую. Мы поснимали свои блокпосты, так как российские войска заходили превосходящими силами.

Колонне украинских бойцов, выходивших из окружения, российское командование пообещало «зеленый коридор», но… Оккупанты устроили им засаду под Кутейниково — это железнодорожная станция недалеко от Иловайска. По колонне открыли огонь. Стреляли в том числе из российского танка, который прикрылся украинским флагом. Эту подлую тактику россияне использовали еще не раз.


Перед прорывом из Иловайского котла я понимал, что два известных мне пути, по которым обычно ездил на неоккупированную территорию, теперь перекрыты и технику мне придется выводить неразведанным маршрутом.

Но куда деваться — у нас были новые раненые. И 25 августа, как только стало рассветать, я повел колонну. За моей «таблеткой» ехали еще пять крупных машин с имуществом батальона. За полдня выскочили через Докучаевск на Волноваху, а оттуда уже на Розовку. Я отвез раненых в полевой госпиталь и готов был вернуться. Но мне сказали, что обратной дороги уже нет.

«Российский танк с украинским флагом подождал, пока наша машина остановится, — и вдруг начал ее расстреливать»

— А как вы попали в Дебальцево?

— Сначала нас отправили на место постоянной дислокации — в Кривой Рог. Переименовали в 40-й батальон, и 19 декабря 2014 года мы выдвинулись на Дебальцево, где ситуация обострялась с каждым днем. Там я стал начальником секретной части батальона. Кроме того, возил почту и начальство в Артемовск (ныне Бахмут) на «шишарике» (ГАЗ-66. — Авт.). Располагался наш батальон в бывшем детском лагере «Солнышко», ближе к поселку Логвиново Луганской области.

Дебальцево врезалось мне в память жестокими обстрелами и лютыми морозами. Насколько сильно нас обстреливали, можно судить по фото руин здания, где мы размещались. Снимки мне недавно сбросили однополчане. Есть на фото и моя фронтовая машина, на которой я совершил свой последний рейс и попал в плен.

Армейское командование вовремя не уведомило нас о том, что Логиново уже оккупировано. Если бы бойцы знали об этом, многим бы удалось сохранить жизнь, избежать плена.
ГАЗ-66, на котором ездил Николай Герасименко
Бывший детский лагерь «Солнышко»

— Как вы попали в плен?

— Это случилось 9 февраля 2015 года, за неделю до оккупации Дебальцево. Я ехал в Артемовск за почтой и вез замполита батальона и двух бойцов. С нами фактически повторилась история, которую я наблюдал во время битвы в Иловайске. Под Артемовском тогда стояла наша 17-я танковая бригада. Увидев танк с украинским флагом на возвышенности впереди по курсу движения, мы остановились, не заподозрив засаду. А из танка начали расстреливать нашу машину в упор. Пули просвистели возле моей головы. Посыпалось лобовое стекло. По мне не попали! Но ехать уже было некуда — на машину направили ствол танка. Один наш боец был ранен.


Я вылез из кабины, надеясь, что это наши танкисты перепутали нас с противником. Но, увидев георгиевскую ленточку на стволе автомата одного из россиян, окончательно понял, что мы «приехали». Российские казачки взяли нас в плен и положили на землю возле одного «200-го». Это был украинский боец, который, вероятно, попал в засаду раньше.

Один из казачков был настроен агрессивно, кричал: «Я их расстреляю!» Но их командир его остановил. К нам подвели еще троих пленных, бойцов из 30-й бригады. Все они были ранены. По пути я поддерживал 50-летнего раненого под руку, а он падал и говорил: «Больше не могу». Этих пленных оккупанты потом добили. Освободившись, я опознал их тела по фотографиям. Позже узнал, что в Дебальцевском котле в плен попали еще 86 человек из нашего батальона. Но им повезло: их освободили спустя три дня, а нас троих — почти через три года.

«Узникам внушали, что правительство Украины о нас забыло. Я не верил»

— Где вас удерживали?

— Первые три месяца «на подвале» в расположении российских казачков на улице Майской в Буденновском районе Донецка. Здесь я познакомился с танкистом Богданом Пантюшенко, с которым теперь дружим семьями.

Спали на поддонах в неотапливаемом и непроветриваемом помещении, с ведром вместо туалета, которое выносили раз в сутки. Ни помыться, ни умыться нам три месяца не давали. Кормили, если не забывали, тем, что оставалось на столе у боевиков. А питьевую воду надо было выпрашивать. Курить я там бросил, чтобы не унижаться.

Мы иногда не знали, ночь или день на дворе, — нас на улицу не выпускали. Лишь однажды вывели из помещения, когда «роботы» боевиков (задержанные за мелкие прегрешения алкаши, которые выполняли у казачков черную работу) устроили в соседнем помещении пожар.

Нас показывали гостям: вот, мол, «укропы», «фашисты». Часто били, пытали. Узнав, что я офицер, мне устроили «допрос с пристрастием». Сказал как есть — что я бывший работник колонии. Нанесли мне несколько ранений в ноги штык-ножом. Раны были не очень глубокими, но я потерял много крови. Рана на бедре гноилась. Я мастерил себе повязки из собственного белья и как-то выжил. В плену стал инвалидом — у меня от побоев контузии и спинная грыжа.

К нам в подвал бросали и гражданских. Их казачки захватывали ради выкупа. С ними обращались точно так же, как и с нами. Дончанку, которая была на заработках в Европе и приехала навестить родных в Донецке, захватили вместе с ее другом испанцем. Над женщиной жестоко надругались. Судьба этой пары мне неизвестна.


Бросили к нам и англичанина Эдварда Копа. Он сказал, что является потомком Джона Юза и приехал в город, основанный его предками. Говорил: «Выйду, заберу свою машину, банковские карточки и поеду обратно». В оккупированном Донецке уже летом 2014 года банковские карточки стали бесполезным атрибутом: не стало ни банков, ни банкоматов. Англичанина вывели, сказав, что освобождают, но дальнейшей его судьбы я не знаю.

А вот местного бизнесмена, который приходился племянником какому-то российскому промышленнику, точно убили. За него трижды требовали выкуп, а также чтобы он переоформил свою квартиру в центре Донецка.

30 апреля 2015 года базу распоясавшихся казачков «зачистили». Мы услышали стрельбу. Надеялись, что наши пришли в город. Но оказалось, это «военная полиция ДНР» штурмует логово казачков. Нас вывели из подвала, и «полицай ДНР» сообщил: «Поздравляю вас: вы из плена снова попали в плен». Всех перевезли в подвал здания бывшего Донецкого областного управления СБУ.

Там нам хоть дали помыться и позвонить домой. Многие смогли сменить одежду — в СБУ волонтерам разрешали привозить передачи. И я наконец-то снял с себя свои изрезанные вонючие лохмотья. А потом нашел в подвале СБУ спортивную форму украинской Олимпийской сборной. Я ее постирал и назло оккупантам носил до самого обмена.

— В бывшем здании СБУ вас не били?

— Досталось мне и там, — отвечает Николай Герасименко. — Когда я попал в карцер — после того, как затеял побег перед Новым, 2016 годом. У меня отобрали паспорт, вызвали «эмгэбэшников» (сотрудников «министерства госбезопасности ДНР». — Авт.) и снова били, били, били. За нами каждый день приезжали представители «военной комендатуры ДНР» и забирали на тяжелые работы. Нас гоняли колоть лед, чистить и красить емкости из-под топлива на заправочных станциях, разбирать завалы в разрушенном Донецком аэропорту, доставать трупы и части тел.

Затем украинских военнопленных перевели на Артема, 7, — в здание троллейбусного парка, где расположилась «республиканская национальная гвардия ДНР». Там мы сидели вместе с боевиками-уголовниками. Затем нас перебросили на другой «подвал» — «военной полиции ДНР» по улице Молодежной на окраине Ленинского района Донецка.


— За что боевики сажали своих однополчан?

— За убийства, изнасилования, разбои, «посягательство» на чужие сферы влияния. Например, командиры оккупантов Гиви (боевик Михаил Толстых. — Авт.) и Моторола (российский наемник Арсен Павлов. — Авт.) в телевизоре дружили и вместе «воевали» в Донецком аэропорту (ДАП), а в жизни в ДАП устраивали битву за металл с применением тяжелой артиллерии. Как-то к нам бросили темнокожих террористов-«интернационалистов», которые нарезали в ДАПе металлолома и везли КамАЗ с этой добычей на базу батальона «Восток». Но «военная полиция ДНР» перехватила этот груз: машину и металл «правоохранители» забрали себе, а мародеров упекли «на подвал».

— Вас судили?

— Никакого суда и следствия не было. Меня с Молодежной просто перебросили в Макеевскую колонию № 97, где я и провел последние полтора года до обмена, который состоялся 27 декабря 2017-го. Двоих моих однополчан обменяли раньше, одного чуть позже.

В Макеевской колонии условия были немногим лучше, чем «на подвале» у казачков. Связи с родными не было: один раз мне передали письмо от жены через Красный Крест. И дали возможность таким же путем передать письмо ей. Жена смогла увидеть меня только после того, как нас в колонии посетила теперь уже бывший народный депутат Украины Надежда Савченко. Видеозапись ее визита появилась в Youtube. На видео были и я, и спецназовцы Сергей Глондарь и Александр Кориньков, с которыми мы в тот момент находились в одной камере. Их освободили только 29 января 2019 года.
Николай Герасименко навестил в столичном военном госпитале освободившихся побратимов, с которыми был в плену. Слева направо: Богдан Пантюшенко, Николай Герасименко, Сергей Глондарь, Александр Кориньков

Кормили ужасно: каша с перьями и кишками. В компоте мог плавать окурок. Я как бывший сотрудник колонии стал отстаивать свои права на человеческие условия содержания и питания. Потребовал, чтобы мне дали связаться с семьей, разрешали смотреть телевизионные передачи и читать прессу хотя бы по часу в день. Надзиратели возразили: «Нам самим тут есть нечего! А какое к вам должно быть отношение? Вы же нас убиваете!»

А когда мои товарищи по несчастью из трех соседних камер поддержали меня, отказавшись от приема пищи, к нам в барак пожаловал начальник колонии с охраной, и каждого избили. Я прослыл опасным зачинщиком смуты, меня бросили в одиночку. В камере было сыро и холодно — там протекал потолок. Матрас подо мной «цвел и пах» в буквальном смысле слова.


Но наши акции протеста все же принесли результат. Сначала нам стали включать радио «Рок-ДНР», по которому часто выступала «омбудсмен» сепаратистов Дарья Морозова. Иногда разрешали телевизор посмотреть и прессу почитать. Все СМИ были «местного разлива». Например, писали о наполеоновских планах «республики» экспортировать электроэнергию. Ну и, конечно, о том, как в «республике» вскоре жизнь наладится, а на мирной территории Украины будет только хуже.

Узникам внушали, что правительство Украины о нас забыло и никто освобождать не планирует. Я в это не верил. И был прав: я же видел, как нас встречали, — от самой линии разграничения уже на мирной территории и по всему пути, и в Харькове, и в Киеве. И на вокзале Кривого Рога, когда я вернулся домой уже спустя месяц после реабилитации в госпитале. Президент Украины всем пожимал руки, подписывал подаренные флаги Украины, которые мы набросили себе на плечи!

А «оркам» я при каждом удобном случае напоминал о том, кто они такие, — оккупанты, которые незаконно находятся на территории нашего государства, за что будут нести уголовную ответственность.

— Многие события произошли дома без вас?

— Да. Бабушка моя умерла, и я с ней не простился. Пчелы мои разлетелись. Наш Артем (сын моей супруги от первого брака) без меня окончил школу и поступил в летное училище. Младший сын без меня пошел в первый класс. Артем уже окончил училище и работает сопровождающим агентом в аэропорту «Борисполь». Егор заканчивает школу. Глебу девять лет.

Крестной мамой нашего Назарчика, который родился в 2019 году, стала жена Богдана Пантюшенко Виктория. Как только Богдан вернулся домой, мы с женой и сынишкой помчались в госпиталь его навестить, а также повидать других побратимов — Сергея Глондаря и Александра Коринькова.

Как сообщали ранее «ФАКТЫ», по данным СБУ, в плену у боевиков остаются еще 184 человека. Президент Зеленский заявил, что готовится следующий обмен удерживаемыми лицами между Украиной и Россией, дату которого назовут в ближайшее время.

Тем временем боевики «ЛНР» бросили «на подвал» очередную заложницу — мать восьмерых детей, обвинив ее в «шпионаже» в пользу Украины.

Фото предоставлено Николаем ГЕРАСИМЕНКО
Сообщает fakty.ua